Т.Г. Нефедова
УГОРСКОЕ "ПОСЕЛЕНИЕ" - РАСТЯЖЕНИЕ И СЖАТИЕ ОСВОЕННОГО ПРОСТРАНСТВА 1
Предыдущая статья Т.Г.Нефедовой "Село Медведево в интерьере своего района, области и России" в сборнике "Российский северный вектор" (2006 г.) отчасти высветила проблемы Угорского сельсовета (современное неудачное название - сельское поселение), но в основном речь в ней шла обо всем Манутовском районе на фоне Костромской области. В данной статье более подробно рассказано, что происходило на локальном уровне в ХХ веке, как расширялись и потом сжимались освоенные земли, а также рассмотрено их возможное использование в будущем. Но сначала напомним об особенностях географического положения, специфике района и сельского поселения.
Мантуровский район, в который входит Угорское поселение, расположен в 260 км от Костромы на стыке сельскохозяйственного и лесного освоения территории. Весь район, возглавляемый небольшим городом Мантурово (18,6 тыс.человек в 2006 г.), занимает 4,5% площади Костромской области. В нем вырубается те же 4,5% древесины области и производится 4% валовой продукции сельского хозяйства. При этом проживает лишь 2,7% сельского населения области. Это типичный периферийный район, настоящая российская лесная глубинка. Депопуляция сельского населения явно опережает в нем сжатие хозяйственной деятельности. Но и то и другое в разгаре. Плотность сельского населения - 2,4 человека на кв.км - одна из самых низких в области, и почти все население сосредоточено в узкой полосе вдоль реки Унжа (не считая специализированных лесных поселков). Вдоль реки тянуться и сельскохозяйственные земли.
Ситуация с сельским хозяйством здесь весьма типична для периферийных нечерноземных районов. Оно медленно умирает, ему на смену приходят либо другие виды деятельности, либо дикая природа. В районе еще сохранилось 9 крупных агропредприятий, из них больше всего шансов выжить имеют всего четыре. Угорский СПК "Свобода" в эту четверку не входит. Он не включен в локальные АПК, как "Заречье", лишен патронажа административных структур, как муниципальный унитарный совхоз "Победа" рядом с Мантурово, и руководители в последние годы менялись в нем слишком часто, чтобы успеть что-то сделать.
Рис. 1. Населенные пункты (черным) и сельскохозяйственные земли (серым) Мантуровского и части Макарьевского районов вдоль реки Унжа
Потери земель, фиксируемые официальной статистикой, не очень велики в виду несовершенства их учета. Формально около 10% территории относится к сельскохозяйственным землях и 6% - к пашне. Более половины пашни - это неиспользуемые залежи. Площади под зерновыми культурами в районе с середины ХХ века по 1990 год уменьшились в два раза, с 1990 по 2005 - еще в два раза.
Угорское сельское поселение расположено на берегу реки Унжа в 35 км к югу от г.Мантурово почти на полпути до г.Макарьева. Ориентация на реку с лучше дренируемыми землями на высоком берегу изначально способствовали заселению и сочетанию сельскохозяйственного использования территории с лесохозяйственным. Последнее стимулировал широко применявшийся прежде сплав древесины. В ХХ веке относительная удаленность от железной дороги, проходящей севернее через города Нею и Мантурово, тормозила развитие в Угорах лесной промышленности, способствуя консервации преимущественно сельскохозяйственной деятельности.
Начнем с демографии
Поселение включает село Угоры, в котором стоит частично восстановленная церковь, и еще 10 деревень. Лишь в трех из них население составляет хотя бы несколько десятков человек. Помимо Угор, в которых проживало к 2007 г. 227 человек, самые большие деревни - Хлябишино (59 местных жителей) и Давыдово (40). В 6 деревнях - 10 и менее постоянных жителей, а в деревне Бажино их не осталось вовсе. Всего в сельсовете числится 390 человек. На самом деле, местного населения еще меньше, так как около 40 человек, хотя и прописаны в сельсовете, месяцами и годами живут и работают в Костроме, других городах и даже в Москве.
Максимальная численность населения на этой территории была перед революцией 1917 г. и составляла более трех тысяч человек. В годы гражданской войны население заметно убавилось, но к 1924-26 годам его численность снова возросла. С тех пор население неуклонно уменьшается (рис. 2).
Рис. 2. Население на территории современного Угорского сельского поселения, с 1897 по 2007 гг., человек
Столь сильное сокращение сельского населения в ХХ веке типично для многих стран, в т.ч. и для России. Графики на рисунках 3 и 4 показывают, как этот процесс происходит в стране и в Костромской области в целом.
Рис. 3. Изменение численности всего и сельского населения с 1897 по 2006 гг. на территории современной Российской Федерации, человек
Рис. 4. Изменение численности всего и сельского населения с 1897 по 2006 гг. на территории современной Костромской области, человек
При некоторой схожести кривых динамики сельского населения, различия между среднероссийскими тенденциями и процессами в Костромской области велики. Если в России в целом все население вплоть до середины 1990-х гг. увеличивалось (за исключением периода Отечественной войны), то в Костромской области все население, начиная с 1939 г. уменьшается, хотя и медленнее, чем сельское. Потери сельского населения здесь также больше. Если в России в целом осталось половина сельского населения 1926 года, то в Костромской области - только четверть. В Угорском сельсовете - менее 15%.
При столь сильной депопуляции происходит так называемый "отрицательный отбор" населения, при котором, прежде всего, уезжают из деревни наиболее активные люди, которые хотят чего-то добиться в жизни. А также молодежь. В Угорском сельсовете еще жива средняя школа, которая совмещена с детским садом. Дошкольников всего 8 человек, а в школе в 2006 г. было 28 учеников, но с каждым годом будет все меньше. Некоторых классов нет вовсе, не набрали. В первом классе учится 6 человек, в третьем - 7, в шестом классе - 4 человека, с 7 и 8-м - по три ученика, в девятом - 5. Все, кто кончает школу, уезжают в города. В результате пенсионеры составляют более половины всего населения, а смертность по сельсовету в последние годы была порядка 14 человек в год при почти нулевой рождаемости.
Если рассмотреть динамику населения и числа домохозяйств в ХХ веке по отдельным селам, то ситуация будет еще более удручающая, хотя кривые на графиках 5 и 6 в целом повторяют друг друга.
Рис. 5. Количество дворов по деревням Угорского сельского поселения с 1844 по 2006 гг.
Количество дворов - категория более устойчивая, чем число жителей. Например, в селе Угоры, которое объединило 4 старых поселения (Бывшие Большие и Малые Угоры, Халбуж, Железцово, к нему также отнесено расположенная недалеко бывшая деревня Копцево), число дворов местных жителей на уровне 140 держалось до середины 1990-х годов и лишь после произошло их резкое сокращение (рис.5): дома попросту забрасывались, разрушались или продавались дачникам. Этого не скажешь о числе местных жителей, которое неуклонно сокращается с 1926 года (рис. 6). В более мелких деревнях происходило уменьшение не только населения, но и числа домохозяйств. Эти деревни сильнее всего пострадали от депопуляции. Большинство их находится на грани полного исчезновения местного населения.
Рис. 6. Сельское население в населенных пунктах Угорского сельского поселения с 1844 по 2006 гг.
Таблица 1 также отражает большую устойчивость домохозяйств, что и понятно. Пока осталась хоть одна бабушка вместо многодетного семейства или пока дом не продан и не разрушен, даже если хозяин живет в Мантурово, домохозяйство продолжает числиться "в живых". Средний размер домохозяйств уменьшился с 5 человек в 1926 году до 1,8 в 2006. В некоторых деревнях (Медведево, Зашильское) в одном домохозяйстве - один человек и даже меньше. Возникает порой абсурдная ситуация, в некоторых деревнях домохозяйств больше, чем прописанного там местного населения.
Таблица 1. Число жителей и их домохозяйств в 2006-2007 гг. и в % к 1926 г.
|
Домохозяйства, число |
Домохозяйства 2006 в % к 1926 г. |
Население, число жителей |
Население 2006 в % к 1926 г. |
|
|
Угоры |
105 |
72 |
227 |
34 |
|
Давыдово |
35 |
52 |
40 |
10 |
|
Медведево |
18 |
43 |
10 |
5 |
|
Хлябишино |
40 |
49 |
59 |
14 |
|
Дмитриево |
12 |
23 |
10 |
4 |
|
Аносово |
14 |
33 |
22 |
11 |
|
Зашильское |
10 |
38 |
6 |
5 |
|
Бажино |
0 |
0 |
0 |
0 |
|
Полома |
5 |
24 |
10 |
9 |
|
Ступино |
8 |
30 |
2 |
2 |
|
Всего |
247 |
48 |
386 |
14 |
Немного истории. Расширение освоенного пространства
Колонизация русскими этих земель, заселенных угро-финскими племенами, шла поначалу (с VШ по Х1V века) с запада со стороны Новгорода Великого. С ХП века сюда двинулись переселенцы с Верхнего Поволжья, подгоняемые набегами татаро-монгол со степного Дикого Поля. Свободных мест было много. Экономические ниши у славянского и финского населения были разные, последние промышляли преимущественно охотой и рыболовством. Историки называют такую колонизацию просачиванием (Панфилов, 2004). Поэтому борьбы с финнами практически не было, они либо ассимилировались, либо были оттеснены на северо-восток. А стычки ростовских и московских князей с новгородцами случались часто. Костромская земля вошла в состав московского княжества лишь в конце ХV века после присоединения Новгорода Великого.
Места здесь красивые, но земли не очень плодородны. Много болот. Сейчас они частично осушены, а раньше и совсем непроходимы было. Место всегда было лесное. Крестьянам, прежде всего, приходилось под пашни и луга расчищать лес. Обычно приезжающий ставил двор, который назывался заимкой. По мере увеличения семьи он разрастался в починок - несколько дворов. А в течение десятилетий починок превращался в деревню.
Будучи земледельцами, славяне начали сводить леса и распахивать землю. Земледелие долго оставалось экстенсивным и подвижным - подсечно-огневым. Крестьяне расчищали поляну-подсеку, сеяли несколько лет рожь, овес, ячмень, горох, репу, затем оставляли участок как выгон для скота и разрабатывали новый в лесу. Деревни располагались около заливных лугов, поэтому они, как правило, тянутся по рекам.
До XV1-XVП веков каждый район вынужден был сам себя обеспечивать хлебом. Но с отвоеванием плодородных южных земель на север стал поступать более дешевый хлеб. Начало складываться территориальное разделение труда между Нечерноземными и Черноземными районами. Поскольку своего хлеба до весны не хватало, покупали дешевый хлеб с Волги. Необходимы были деньги, а, значит, промыслы.
Главные заработки давал в этих районах лес. В Малых Угорах была лесная ярмарка. Сюда плотами по Унже сплавляли древесину, здесь шла активная торговля, работали артели плотовщиков, доставлявших лес к Нижнему Новгороду.
Почти половина сельского населения в трудоспособном возрасте, в основном мужчины, занимались неземледельческим промыслом. Столько же шло и доходов. Главный промысел, помимо леса, был валяльно-катальный и шерстобитный. Был привычен "отход" населения в другие районы на "жгоны" (катать валенки), возвращались только к январю.
Еще в начале XV11 века преобладали деревни-малодворки по 2-5 домохозяйств. Крестьяне были преимущественно черносошные, т.е. обрабатывали казенные земли и платили оброк. К 1659 году число деревень перевалило за 30, а число дворов выросло до 180. По данным директора Мантуровского краеведческого музея С.Н.Торопова, писцы, работавшие в приходе в 1658-1659 гг., обнаружили здесь заселенную территорию. Некоторые деревни имели и более 7 дворов.
Процесс освоения шел неровно. К Генеральному межеванию 1773-1783 гг. с угорской земли исчезло 9 деревень и многие починки. Хотя появились три новых названия-Дмитриево, Медведево и Бажин починок (Торопов, Земля Угорская).
Первый деревянный храм в селе Халбуж, впоследствии поглощеном селом Угоры, появился в 1633 году. Церковь неоднократно горела. С 1817 г. стоит каменный храм, построенный помещиком П.А.Яковлевым. Кроме обычных доходов церковь богатела и за счет своих земель, часть которых сдавалась в аренду. В 1863 году церкви принадлежало почти 1000 десятин (более 900 гектар - колхозный масштаб), правда, из них обрабатывалось всего 19 десятин, 34 десятины составляли сенокосные земли за рекой Унжа, остальное - леса (Торопов, Халбужский приход).
По переписи 1897 года на этой территории проживали 1,9 тысяч человек. Население увеличивалось преимущественно за счет роста старых деревень. В начале ХХ века две из них - Давыдово и Хлябишино, имевшие по 60 крестьянских дворов - вошли в четверку самых крупных населенных пунктов района (Списки, 1908, сс. 158-159).
В начале ХХ века на территории современного Мантуровского района наблюдался поистине лесной бум (Торопов, 1998, сс. 45-47). Изобилие крестьянских рабочих рук в то время позволяло петербуржским, московским и иностранным лесопромышленникам быстро возводить лесопилки (в Мантурове, Брантовке, Нее и других поселках и деревнях) и заготавливать большие объемы леса. Правда, сравнительная удаленность Угор от Мантурово несколько тормозила включение местного населения в лесопромышленную деятельность. В основном крестьяне продолжали жить своим натуральным хозяйством, дополняя его привычными промыслами. Товарными культурами отчасти были лен и картофель, каждая из которых занимала по 7-9% посевов. Трав сеяли мало.
Крестьяне были разные, в основном середняки. Середняком считался двор, где была хотя бы одна корова, одна лошадь и свиньи, независимо от числа едоков. Две и более коров и лошадей - это уже зажиточный. К 1919-1920 гг. на 10 дворов в среднем приходилась 10 лошадей, 15 голов крупного рогатого скота и 10 голов мелкого скота (Как это было. Авангард, 16 января 1996). В конце 20-х в 30-х гг. колхозы, как и всюду, создавались почти в каждой деревне. Они основывались преимущественно на ручном труде. Первый трактор появился в Угорах в 1935 году (там же). Колхозы и прежде выживали с трудом. Помогало то, что они с самого начала начали промышлять лесом. Например, в 1924 г. здешние колхозы отличились на лесозаготовках района (Там Русью пахнет. Авангард, 12 ноября 1998).
Первое укрупнение колхозов произошло в 1936 г., в Угорском сельсовете они были объединены в 6 хозяйств. Однако и в послевоенные годы в Мантуровском районе все еще оставалось более 90 колхозов. Уже тогда была очевидна поляризация хозяйств в районе, как и во всей области. Поэтому специальным решением Костромского областного совета в 1947 г. все колхозы были разделены на три группы: сильные, средние и слабые. Причем нормы госпоставок для сильных хозяйств в два раза превышали нормы для слабых (Торопов, 1998, сс.116). Так хозяйства лишали заинтересованности в результатах труда. А тем временем почти нереальные планы хлебозаготовок и сдачи мяса и молока росли. В начале 1950-х гг., как и во всей стране, прошло еще одно укрупнение колхозов, которых в районе стало в 4 раза меньше. В Угорском сельсовете их осталось два, с центральными усадьбами в Угорах и в Хлябишино. Вслед за стягиванием колхозников в большие села, происходила концентрация экономической деятельности. Однако пахотные земли все расширялись, продолжая традиции экстенсивного природопользования и разрушая сложившееся территориальное разделение труда между Севером и Югом Европейской России. Советская власть, больше всего боявшаяся голода в городах, оттягивала крах зернового хозяйства этих северных районов, не считаясь с затратами.
До Великой Отечественной войны и во время войны угорские колхозы числились отстающими. Самые большие их успехи по-прежнему были связаны с сезонными работами в лесу. В 1946 году Угорский сельсовет занял 2-е место в области по лесозаготовкам (Крылов, Торопов. Справка...). Недолгим послевоенным "расцветом" местное сельское хозяйство обязано Н.Ф.Сперанскому, который возглавлял в Угорах колхоз им.Ленина (после объединения с Хлябишинским колхозом "Свобода") с 1959 по 1979 г. Благодаря ему кризис, начавшийся в других хозяйствах, особенно удаленных от г.Мантурово, гораздо раньше, здесь задержался. Но избежать его не удалось даже такому сильному руководителю.
Сжатие освоенного пространства
В замечательных очерках Юрия Шакутина "Письма из Угор" (Возвращение к земле, 1985) подробно описано село Угоры в поздний период правления Н.Ф.Сперанского. Несмотря на трогательную любовь автора к этой земле и восхищение людьми, эти очерки - приговор здешнему сельскому хозяйству. Приведу лишь некоторые выдержки.
"Земля наша рукотворная. Чуть попустил - и нет ее: лес да кустарник, как на дрожжах прут... Без дренажа - поле не поле. Но главные враги - кустарник и камни. Мелиораторы только разворачиваются на этих землях. Четыре годы ушло на создание базы"...
"За десять лет из угодий триста с лишним гектаров как корова языком слизала. Между прочим, гектары эти корову и кормили, потому как выпасов, лугов лишаемся. Не хватает у нас силенок с лесом тягаться. А вот пашни за те же десять лет сорок гектаров прибавили. А всего у нас ее и полторы тысячи не наберется"...
"Из полутора тысяч гектаров угорской пашни пока приведены в относительный порядок чуть более 200. Лишены они элементарной возможности вовремя заехать в поле и отсеяться в оптимальные сроки"...
"В 1972 г. получили 7 ц/га. До и после - тоже крохи. В 10 пятилетке урожаи неуклонно растут, достигая рекордной для этих мест цифры - 23 ц/га. Продукция растениеводства, в т.ч. зерна, вся убыточна, хотя производство зерна механизировано на все сто процентов"...
"Сколько прожил в Угорах - все слышал: торф, торф, торф... По двадцать с гаком тонн на гектар вывозят. С навозом это тридцать с лишним тысяч тонн. По объему больше, чем весь снятый урожай...И скачок в урожаях перестает быть загадкой. Стоит ли удивляться затратам труда, с которыми дается на угорской земле хлеб?"
"Большую часть зимних кормов Угорам дают не сеяные травы, в силу их малой доли в севообороте, а естественные покосы. В заречной пойме за колхозом числится под 1000 гектар. До самых белых мух управляются, еще и по снегу прихватят"...
"Сеют они льна много, не по своим силам. Вернее, их заставляют сеять. Даже со своими низкими урожаями не справляются. Льнозаводы, рассчитанные на переработку тресты, не могут принимать соломку... Остается лен на поле, жгут его по весне"...
Тем не менее, Н.Ф.Сперанский с его организаторским талантом невероятными усилиями сумел даже в таких условиях вывести колхоз на первое место в районе. Ведь и другие хозяйства работали в таких же тяжелых условиях. В 1975 г. в колхозе им.Ленина сеяли 620 га зерна и получали его 855 тонн. Кроме того, производили 1850 тонн картофеля, 48 тонн льна, 844 тонны молока и 108 тонн мяса. Зерно шло в значительной степени на корм скоту, а молоко и мясо почти полностью продавались государству (Комплексный план, 1976).
Сперанский не только вывел колхоз в передовики, он активно развивал социальную сферу. Был создан фельдшерско-акушерский пункт, работали восьмилетняя и начальная школы, кинопередвижки, библиотека, почта. В семидесятые годы в колхозе началось строительство первого в районе Дома культуры, прокладка водопровода (Крылов, Торопов. Справка...) Более того, зная дореволюционную традицию, Н.Ф.Сперанский поставил пилораму и завел промыслы. По описаниям Юрия Шакутина (1985) он открыл цех, изготавливающий деревянные ящики под овощи и фрукты, и отправлял их в южные регионы. Эта ниша оказалась не занята, и ящики шли нарасхват, принося колхозу доход. Женщины шили в пошивочном цехе зимой рабочие руковицы, тоже в то время дефицитный товар. Он мечтал занять в подсобных промыслах более сотни человек и воспитать универсального сельского работника, обученного нескольким профессиям. Помимо дополнительных доходов главной целью было - задержать и даже привлечь молодежь.
Однако последнее оказалось трудно выполнимым. Сельская депопуляция, о которой шла речь в начале статьи, нарастала. В начале 1980-х гг. в колхозе было 198 работников. А пенсионеров в сельсовете - уже в 1,5 раза больше. В первый класс пошло всего 8 учеников.
Поскольку колхоз "гремел" не только в районе, сюда стремились мигранты, что в то время было не столь часто. Однако пустых домов тогда еше не было, людям надо было где-то жить. Сперанский принял две семьи, дал им квартиры. Но они потом тоже уехали в город.
После смерти Н.Ф.Сперанского колхозом около 10 лет руководил Н.В.Бобров. Колхоз по инерции оставался в числе лучших в районе. Но промыслы развалились. Создали было комбинат бытового обслуживания, шили те же руковицы, шторы. Но вскоре комбинат сгорел.
В 1990-х гг. сменилось несколько руководителей. Долги нарастали. Денег не хватало. Во второй половине 1990-х гг. оставалось еще до 700 голов КРС. Скот резали, как только нужны были деньги. Племенное поголовье было разбазарено. Удобрения не вносили. Даже навоз перестали вывозить на поля, поскольку техника постепенно приходила в негодность. Выручали лошади, которых оставалось в колхозе около тридцати - ведь для этой "техники" солярки не надо, достаточно сено за рекой накосить. Но и сено косить перестали, лошадей уже нет, а конюшня разрушена. Лен сеять перестали, поскольку он слишком затратен и требует много ручной работы. Но и молоко выходило убыточным. Рожь также была убыточна - слишком мал урожай. Выручал лес, который давал до 30% дохода колхоза. Тем не менее, в колхозе, который взял новое имя "Свобода", в середине 1990-х годов еще оставалось 120 человек. Затем произошел перелом - большая часть по возрасту ушла на пенсию, а смены уже не было.
В 10 часов утра в жаркий августовский день уже пьяный пастух выпасал на скошенном поле рядом с Угорами около 100 тощих колхозных коров и 14 частных. Всего вместе с телятами в колхозе осталось около 200 голов КРС и две фермы: в Угорах и в Хлябишино. Содержать две фермы стало накладно, хотят весь скот перевести в Угоры. А это означает дальнейшее сжатие пространства и концентрация хозяйства в центре сельсовета.
Сейчас в СПК осталось всего 30 работников. По словам некоторых из них - нет общего трудового настроя, как прежде при Сперанском. Надои молока низкие. В прошлом году были так низки, что даже надбавку СПК не получил, а ведь надо было надоить всего 1500 кг на одну корову в год (средний надой по России составляет уже 3000 кг в год, а некоторые пригородные предприятия, например, недалеко от Москвы и даже Костромы, получают 6000 и более кг). В результате предприятие не получило около 300 тысяч рублей надбавки. При убыточном молоке (при себестоимости 9,5 рублей на литр закупочные цены на молокозаводе в Мантурово около 6 рублей) долги растут. Значит, кредиты не положены. Мало того, что нет работников, а те, что есть, не всегда надежны, специалисты разбежались, осталась только бухгалтерия, считать долги. Почти не осталось и техники. Сейчас есть четыре старых колесных трактора и один комбайн. Так что, более 200 гектар никак не осилить.
Сравнение двух карт, составленной по данным аэрофотосъемки 1979 года и слегка подновленной в 1992 г. и современного землепользования, наводит на грустные размышления (рис.7 и 8). Карта на период 1992 г. (рис. 7) любезно предоставлена автору Угорской сельской администрацией. На ней помечены земли, разделенные на паи, которые, в основном, представлены пашней. Эти земли в 1991 г. составляли 2295 гектар. Земли под колхозными лесами, лугами и частично пастбищами в основном были переданы в бессрочное пользование - это еще 2948 гектар. Непосредственно Угорский сельсовет (населенные пункты и примыкающие к ним территории для выгона скота и для огородов) занимал 548 гектар. Остальные участки небольшие. Это земли фермеров, которых уже нет, а также земли промышленности, транспорта и т.п. Только река Унжа и озера занимают почти 200 гектар.
Современная карта на рис. 8 составлена автором в результате бесед с представителями сельского поселения, сельскохозяйственного кооператива и визуального осмотра территории. На ней хорошо видно, что большая часть пашни превратилась в залежи. Более того, часто не найдешь концов и собственности этих земельных паев. Одних уж нет, другие - далече. Большая часть засеянных полей расположена рядом с Угорами, соседним Давыдово и вдоль магистрали Кострома-Мантурово.
Рис. 7. Схема землепользования колхоза им. Ленина, 1992 г. (по данным аэрофотосъемки 1979 г.)
Рис. 8. Схема землепользования СПК "Свобода" в 2007 г.
В 2006 году за колхозом (ныне СПК - сельскохозяйственный производственный кооператив) все еще числилось 2,3 тысячи гектар сельскохозяйственных угодий, в том числе 1367 гектар пашни. В 2007 году удалось посеять 188 гектар кормового овса. Остальная пашня в основном заброшена и покрыта сорными травами почти в рост человека. Многолетних культурных трав тоже почти не осталось, выродились. Правда, в этом году подсеяли около 90 гектар трав на силос. Заливные луга за рекой давно уже не косят. В прошлом году удалось получить лишь половину необходимого сена, благо остались запасы с позапрошлого года. А пятую часть сена закупали у населения.
Выручает, как и прежде, лес. СПК положен лимит вырубки около 1600 кубометров в год, в т.ч. 600 кубометров хвойных пород. Снабжает колхозников дровами, сдает лес в Мантурово. Надеется, что по новому лесоустройству получит делянки на ближнем правом берегу Унжи. Вывозить, как прежде, с другого берега по зимникам уже не по силам. Правда, ходят слухи, что лес колхозам перестанут выделять, тогда СПК вряд ли выживет.
Печальная картина "деаграризации" этих мест будет неполной без анализа личных подсобных хозяйств. При Сперанском скота у населения было много. Вот еще одна выдержка из книги Ю.Шакутина (1985), где он приводит слова Н.Ф.Сперанского о взаимодействии колхозного и частного хозяйства: "Промахнулись ныне с сеном. Сговорились с людьми вместо 15% от 20% косить (для себя) - думал, выгадаем, если больше дадим от колхозного покоса, потому что с весны прямо беда. Шалеет народ.... Встает до света, все овраги и буераки облазит с косой... Какой из него потом работник. Так нет - все равно косили".
По рассказам местных жителей еще в середине 1990-х годов только в Угорах было до 70 частных коров. В 2006 г. осталось во всех деревнях 43 головы КРС, в т.ч. 28 коров: в Хлябишино и Давыдово - по 6 коров, в Дмитриево - 2, в Аносово - одна, остальные - в Угорах. В прочих деревнях крупного рогатого скота нет. Еще в Угорах держали около 30 свиней. В остальных деревнях в общей сложности еще 15. И столько же овец и коз. Кур много - 575. Но это - по полторы курицы на жителя. Не густо. Пять семей на весь сельсовет поставили улья. Вот и все хозяйство, не считая традиционных овощей и картошки. Тем не менее, надо признать, что кратковременная динамика поголовья скота слегка улучшилась. Если в июле 2006 г. на все сельское поселение приходилось 72 головы КРС, то 1 июля 2007 г. - уже 82, правда, коров стало меньше: 33 вместо 40. Зато прибавилось число свиней и мелкого рогатого скота. Так что динамика не однозначна, хотя депопуляция населения и отъезд молодежи не могут не влиять на свертывание и личного хозяйства. Не помогают и национальные проекты. Кредит в 30 тысяч рублей можно взять, да никто не хочет. Старикам скот не по силам. Среднее поколение, державшее прежде коров по традиции, уже не заставишь вернуться к этой тяжелой работе. А молодежь скотом не интересуется, слишком тяжел этот труд, легче заработать в городе, на лесозаготовках или обслуживая дачников.
Поголовье скота по крохам восстанавливает единственная семья, приехавшая из Свердловской области. Она держит молодых бычков, с недавнего времени арендует и тем самым спасает заброшенную колхозную ферму между деревнями Давыдово и Медведево.
Сельское хозяйство и демография
История Угорского сельсовета, его тающее население и погибающее сельское хозяйство напоминают историю многих сельских сообществ в Нечерноземной глубинке, которые мне приходилось изучать. Обобщение обширной информации по Костромской, Новгородской, Псковской, Архангельской, Кировской, Пермской, Рязанской областям (Нефедова 2003, Нефедова, Пэллот, 2006) позволяет утверждать, что существуют некоторые демографические рубежи, при переходе через которые происходят необратимые изменения в самом сельском сообществе и в его деятельности. Эти рубежи могут быть выявлены с помощью двух ключевых показателей: плотности сельского населения и степени его депопуляции, которые работают только вместе. Каждый из этих показателей сам по себе не является значимым рубежом. Могут быть слабо населенные территории, но освоенные недавно, имеющие молодое население и явные перспективы развития. Могут быть территории с заметно поредевшим населением. Но его изначальная плотность была так велика, что потери населения еще не создают проблем с развитием на ней активной деятельности. Но совместно эти показатели служат яркими индикаторами состояния сельского сообщества и его хозяйства, особенно интенсивных видов деятельности, к каковым относится и сельское хозяйство.
Важен также выбор территории. Рассчитывать плотность населения по регионам почти бессмысленно, поскольку внутрирегиональная дифференциация плотности обычно очень велика, достигая 10 и более раз, и связана с удаленностью от главного центра и больших городов - более 100 тысяч жителей (Иоффе, 1990, Нефедова, 2003). Но и плотность населения на локальных территориях не показательна, ведь в отдельно взятом поселении и даже их группе она будет велика, даже если вокруг "пустыня". Оптимальной единицей для такого рода расчетов служит внутрирегиональный административный район. Их в России около 2000, а в каждом регионе порядка 20-30-ти. Рисунок 9 показывает, как отличается плотность сельского населения в районе и на территории современного угорского сельсовета вкупе с СПК "Свобода". В последнем случае учитываются только поселения, сельскохозяйственные земли, водные объекты и, так называемые, колхозные леса. Огромные массивы лесного фонда остаются за рамками террритории. Тем не менее, линейные тренды и в случае района, и в случае поселения остаются похожими. Более того, в Угорском сельском поселении плотность населения падала гораздо быстрее, чем в Мантуровском районе в целом.
Рис. 9. Плотность сельского населения в ХХ веке в Мантуровском районе и на
территории современного СПК "Свобода"
Первый рубеж состояния сельского сообщества связан с уровнем депопуляции в административном районе в 50% и плотностью населения 10 человек на кв. км. Он олицетворяет некоторый качественный переход в демографической структуре населения. Скорость роста доли нетрудоспособного населения по возрасту и в результате социальных патологий увеличивается. Освоенная территория начинает уменьшаться. Однако ее еще можно удержать путем больших финансовых вливаний и жестких административных методов руководства.
Следующий рубеж депопуляции - 25%. Если при этом плотность сельского населения составляет менее 5 человек на кв.км, коллапс интенсивной сельскохозяйственной деятельности неизбежен. Здесь уже не помогут ни инвестиции в сельское хозяйство, ни административные меры. Необходима смена специализации и переход к гораздо более экстенсивным видам деятельности. В Нечерноземье процессы уменьшения сельского населения происходили в особо неблагоприятных условиях. С одной стороны, социальная деградация наложилась на общеэкономический кризис 1990-х годов, который усилил кризис сельского хозяйства, приведя бывшие колхозы и совхозы к резкой поляризации. Выжили крупные предприятия в пригородах региональных столиц и резко деградировали недееспособные предприятия на периферии регионов в природно- и демографически маргинальных районах. С другой стороны, глобализация, которая к 2000-м годам проникла почти в каждую деревню, подтолкнула молодежь к бегству из архаичного сельского сообщества и поиску другой жизни в основном в городах. Удержать оканчивающих школу в депопулирующей деревне уже невозможно ни деньгами, ни рабочими местами. Нужна соответствующая запросам молодежи социальная среда, которую быстро не создашь. Все это привело в периферийных нечерноземных районах к особенно резкому сжатию используемой территории и полному коллапсу колхозно-совхозной формы сельского хозяйства.
Рис. 10. Соотношение плотности сельского населения и уровня депопуляции в Мантуровском районе Костромской области в ХХ веке.
Время, когда указанные выше рубежи проходил Мантуровский район, показано на рис. 10. Здесь никогда не было особенно высокой плотности сельского населения. Но выше 10 человек на кв.км, несмотря на лесистость территории, она поднималась на короткий период в первой половине ХХ века, когда Россия была еще сельской страной, и большая часть ее населения жила в деревне. Рубеж в 10 человек на кв.км был пройден еще в 1950-х годах. Уже тогда сельское хозяйство стало испытывать проблемы, но депопуляция была еще не велика. Рубеж в 50% сельского населения Мантуровский район, как и многие другие периферийные районы, прошел в 1960-х гг. Именно тогда начались серьезные проблемы сельского хозяйства глубинного Нечерноземья, которые даже были осознаны на уровне правительства страны. Но решиться на серьезные изменения в специализации и землепользовании, включая и смену хозяйственного механизма, власть не смогла. В Нечерноземье стали "накачивать" деньги, которые помогли на время задержать кризис, который все равно разразился позднее. В более плотно населенном сельскохозяйственном Угорском сельсовете рубеж 50% депопуляции был пройден в 1970-х гг, но личностный фактор председателя колхоза Н.Ф.Сперанского продолжал удерживать предприятие на плаву, хотя и ценой невероятных усилий и больших финансовых затрат, которые тогда не считали. С уходом Сперанского сельское хозяйство в традиционных формах и здесь было обречено.
Процессы сельской депопуляции и сжатия освоенного сельскохозяйственного пространства не уникальны для России. Они происходили в ХХ веке во многих странах, а в некоторых и раньше, и были связаны с неизбежными процессами урбанизации, роста городов. Почти всюду в развитых странах произошло фронтальное отступление интенсивной сельскохозяйственной деятельности в районы с наиболее благоприятными природными предпосылками, связанное с территориальным разделением труда (таблица 2). Причем, это разделение труда имеет глобальный характер, поэтому во многих странах уменьшение сельскохозяйственных земель было связано с ростом импорта продовольствия. Но главных причин две. Первая - это экономия затрат и концентрация сельского хозяйства определенной специализации там, где оно может давать прибыль. Вторая причина связана с ростом производительности труда в развитых странах, что вызвало уменьшение не только земель, но и количества занятых в сельском хозяйстве. Тем же путем идут бывшие социалистические страны Центральной и Восточной Европы, особенно Венгрия, Чехия, Восточная часть Германии (Нефедова, 2007).
Таблица 2. Вывод сельскохозяйственных земель из использования в период 1960-2001 годы в странах мира, лидирующих по этому показателю (рассчитано по данным FAO).
|
№ |
Страна |
Выведено земель, тыс.км2 |
В % от максимальной площади сельхозземель |
|
16 |
Япония |
19,3 |
27,1 |
|
7 |
Италия |
52,4 |
25,3 |
|
1 |
РОССИЯ |
465,2 |
20,9 |
|
11 |
Великобритания |
28,5 |
14,4 |
|
8 |
Франция |
49,8 |
14,4 |
|
12 |
Германия |
25,6 |
13,1 |
|
3 |
США |
356,4 |
8,0 |
Источник: Люри, Нефедова, Конюшков, 2007
Россия также встала на этот путь, однако, с некоторым опозданием, большими потерями и более глубоким кризисом сельского хозяйства. Если бы это произошло лет на 20-30 раньше, когда глубинные районы еще не прошли необратимый рубеж депопуляции в 25%, то сельское хозяйство Нечерноземья имело бы шансы возродиться в новом качестве на основе небольших хозяйств и тем самым сохранить часть населения. В настоящее время выживание сельского хозяйства в таких районах, как Мантуровский, возможно только путем сугубо избирательной поддержке небольшого числа предприятий да и то со сменой специализации на животноводческую. На остальной территории более кардинальные смены деятельности оставшегося местного населения неизбежны и связаны в основном с переходом на использование природных ресурсов, включая лесоразработки, собирательство и т.п.
Безнадежность или смена функций?
По прогнозам администрации Угорского сельского поселения к 2009 г. в нем останется 380 человек, в т.ч. 168 трудоспособных. В экономике будет по-прежнему занято только 88 человек.
Попробую составить более далекий прогноз числа жителей, а, следовательно, и возможностей развития здесь какой-либо деятельности. Для этого достаточно изучить возрастной состав населения (таблица 3).
Таблица 3. Возрастной состав местных жителей на 1.01.2007 г. в %
|
Число жителей |
старше 60 лет, % |
от 30 до 60 лет,% |
моложе 30 лет,% |
|
|
Угоры |
227 |
24 |
48 |
28 |
|
Давыдово |
40 |
55 |
30 |
15 |
|
Медведево |
10 |
75 |
13 |
13 |
|
Хлябишино |
59 |
48 |
35 |
17 |
|
Дмитриево |
10 |
40 |
50 |
10 |
|
Аносово |
22 |
68 |
26 |
5 |
|
Зашильское |
6 |
50 |
50 |
|
|
Бажино |
0 |
|||
|
Полома |
10 |
30 |
30 |
40 |
|
Ступино |
2 |
100 |
0 |
0 |
|
Всего |
386 |
36 |
41 |
22 |
Люди старше 60-ти в ближайшие 10-20 лет будут постепенно уходить. Если сохранятся современные тенденции, то рассчитывать на молодежь моложе 30 лет также не приходится, она уедет в города. Основной костяк поселений составят люди, которым сейчас от 30 до 60. Покрепче демография в Угорах. Здесь больше всего населения и половина его - среднее поколение. Это село имеет шанс сохранить порядка 100 человек. За счет этого самого многолюдного села и ситуация в сельсовете в целом кажется не столь удручающей. Возрастная структура сравнительно неплохая в Дмитриево, но половина населения среднего возраста - это всего 5 человек. В Хлябишине - второй по числу жителей деревне - возрастная структура хуже - треть от современного населения - это всего 20 человек. О малых селах и говорить нечего. В Ступине скоро не останется никого, в Поломе - в лучшем случае - трое, в Медведево - один-два.
Могут ли сохраниться такие деревни? Могут, если в них появится иное население. И оно появляется. Это - городские дачники (таблица 4). В Угорском сельском поселении почти половина участков, находящихся в собственности принадлежит горожанам, приезжающим, как правило, только на короткий период летом. Некоторые дома, купленные сгоряча в 1990-х гг., не посещаются годами. В самих Угорах дачных дворов около 30%, а в малых деревнях они составляют большинство.
Таблица 4. Количество городских дачников и их доля в общем землепользовании населения в Угорском сельском поселении в % в 2006 г.
(включая приусадебные участки, огороды, сенокосы)
|
Земельные участки в собственности, число |
Доля дачников среди собств. |
Земельные участки в аренде, число |
Доля дачников аренде,% |
Доля дачников в землепользо-вании,% |
|||
|
Местные |
Дачники |
Земли, % |
Местные |
Дачники |
Земель |
||
|
Угоры |
99 |
46 |
32 |
33 |
4 |
11 |
27 |
|
Давыдово |
16 |
14 |
47 |
6 |
0 |
39 |
|
|
Медведево |
4 |
15 |
79 |
2 |
3 |
60 |
75 |
|
Хлябишино |
31 |
20 |
39 |
11 |
0 |
32 |
|
|
Дмитриево |
1 |
12 |
92 |
1 |
7 |
88 |
90 |
|
Аносово |
14 |
13 |
48 |
10 |
2 |
17 |
38 |
|
Зашильское |
5 |
12 |
71 |
2 |
100 |
74 |
|
|
Бажино |
0 |
7 |
100 |
100 |
|||
|
Полома |
4 |
12 |
75 |
2 |
8 |
80 |
77 |
|
Ступино |
1 |
10 |
91 |
1 |
4 |
80 |
88 |
|
Всего |
175 |
161 |
48 |
66 |
30 |
31 |
44 |
Дача по-российски
Дача - понятие обобщающее. Типы "усадеб" и образа жизни в них сильно варьируют. В России можно выделить четыре основных типа проникновения горожан в сельскую местность: собственно дачи, сады-огороды, "новорусские виллы" ("замки") и сельские дома.
Классические дачи - самый старый вид жизни горожан в сельской местности, характерный еще для столичных пригородов царской России. Под Москвой к 1917 году насчитывалось около 20 тыс. дач. Они долго оставались привилегией элиты, причем аграрное использование немалых участков (до 50 соток), развиваясь с середины века, не было особенно интенсивным. Близость к городу и условия многих дач, хотя и далекие от комфорта "коттеджей", все же позволяют жить там не только летом, но и зимой.
Сады и огороды - самый массовый тип агро-рекреационного землепользования, распространившийся после войны вокруг всех значительных городов. В 1950 году в садоводческих кооперативах числилось 40 тыс. членов, в 1970-м - 3 млн. К 1990 году садовые участки имело 8,5 млн. семей, а огородные - 5,1 млн. Теперь "садоводов" - 14,5 млн. семей, а огороды остались у 4,3 млн. (Сельское хозяйство, охота и лесоводство 2004: 94). Поначалу нормы строительства были сильно ограничены властями. Переход в 1967-1969 годах на два выходных дня и появившаяся в связи с этим возможность ночевать за городом заставили власти смягчить нормы домостроительства на садовых участках, появились дома, пригодные для летнего, но не для зимнего проживания. Но эти длительные ограничения, бедность населения и временность жилья способствовали тому, что вокруг городов все равно возникли широкие пояса полу-трущобных поселений, которые лишь в последние годы облагораживаются
На смену дачам и садам пришел третий тип загородных усадеб - "новорусские виллы". Новые капиталисты следуют девизу о доме-крепости, подтверждая тезис о выпадении в нашем социуме и культуре ряда средних этажей. Это скорее выплеск капиталов из крупнейших городов, а не их реальное разрастание. Зоны коттеджей ограничиваются небольшими радиусами вокруг городов и даже внутри их. По нашим периодическим наблюдениям в летнее и зимнее время, большая часть загородных коттеджей обитаема в выходные дни и летом, в остальное время там проживает в лучшем случае сторож. То есть используются они почти так же, как и классические дачи.
Покупка или наследование сельских домов - это проникновение горожан в депопулирующие деревни, получившее распространение примерно с 1970-х годов. Именно этот тип формируется в Угорах и других удаленных деревнях. Поначалу сделки купли-продажи носили "теневой" или фиктивный характер, дома оформлялись на местных жителей. В 1989 году особым постановлением правительства горожанам разрешили покупать дома, а затем и землю. Никакой статистики, в отличие от дач и садоводческих участков здесь нет. Неизвестно, кто из горожан купил и кто унаследовал дома в деревне, сколько времени они там проводят, как распределяют его между отдыхом и трудом на земле. Однако тот факт, что уединения вдали от шумных городов чаще ищет интеллигенция, говорит не в пользу интенсивной сельскохозяйственной деятельности. Из этого контингента, в том числе и благодаря удаленности, чаще формируются и первые ростки контурбанизации, когда одна-две городских семьи (пожилые пары) остаются зимовать в деревне.
Есть особая категория дачников - городские родственники и наследники сельских жителей, которые ездят "на отработку" в деревню, проводят там отпуск или отправляют на лето детей. Эта страта очень велика, и статистика уловить ее также не может. При опросах в разных деревнях России мы старались выявить долю продукции, которая уходит городским родственникам - показатель, который косвенно характеризовал прочность связей городов и сельской местности (Нефедова, Пэллот, 2006). Например, Валдайский район в Новгородской области по степени депопуляции и кризисности сельского хозяйства весьма похожий на Мантуровский, сохранил довольно прочные связи деревенских стариков с их уехавшими в города детьми. Именно снабжение детей, проживающих в городе, овощами, ягодами, заготовками во многом стало там стимулом сохранения личного подсобного хозяйства.
Растущие потребности горожан, особенно москвичей и петербуржцев, во втором дачном жилье способствуют сохранению многих формально умерших деревень. Многие из них летом оживают. Например, в Переславском районе Ярославской области, примыкающем к Московской области, к 26 тыс. человек местного сельского населения каждое лето добавляется 37 тыс. семей из Москвы и Подмосковья (как минимум, 70 тыс. человек), купивших дома в здешних деревнях. Еще 13 тыс. москвичей - члены местных садоводческих и огородных товариществ. Значит, летом сельское население этого района увеличивается почти в 4 раза. Даже за 400 км от Москвы в Валдайском районе на юге Новгородской области в летний период население увеличивается в 3 с лишним раза. В деревнях без постоянного населения появляются не только отдельные дома, но и застраиваются новые улицы. "Водораздел" дачного заселения нечерноземной деревни москвичами и петербуржцами проходит по югу Псковской и Новгородской областей, захватывая, как видно, и Костромскую. Правда, здесь из-за удаленности нашествие дачников еще не приняло таких размеров, но та же тенденция налицо.
Субурбанизация (переселение горожан в пригороды) в России в отличие от многих западных стран имеет в значительной степени сезонный или недельный ритмы и почти всегда связана с наличием жилья в городе. При этом захватывает она не только наиболее обеспеченные группы населения, но гораздо более широкие его пласты. Более того, переселение горожан в сельскую местность началась в России именно с прослойки бедных, часто пенсионеров, бегущих в свои кое-как утепленные сельские и дачные дома от дороговизны городской жизни и зачастую использующих городские квартиры как источник средств существования.
В целом дача, как собирательное понятие, не есть продукт какой-то особой русской ментальности. Это результат вписывания естественной для всех народов тяги к совмещению достоинств городской и сельской жизни в конкретные исторические и географические условия России.
Опираясь на опыт обследования многих деревень, попытаюсь нарисовать нечто вроде типового портрета якобы умирающей, а на самом деле обновляющейся дачной деревни в нечерноземной глубинке.
Добираться до нее очень долго и трудно. На машине сейчас это занимает 5-8 часов. А прежде из Москвы надо было ехать на электричке или поезде дальнего следования, потом на автобусе, потом еще и пешком. Многие и по сей день так добираются, ведь стремится в такие районы определенный слой не очень богатых людей.
Было в деревне 20-40 домов и отделение колхоза. Все поля вокруг засевались общими силами хозяйства. Рядом существовала ферма с колхозным стадом в 200 голов, с которым лихо управлялся бессменный пастух, который попивал, но знал свое дело.
Теперь в селе осталось 5-10 домов местных жителей, преимущественно пенсионеров. Колхозное стадо исчезло давно. Часть общественных коров в реформенный период зарезали, остальных отдали в центральную усадьбу. Поля тоже не пашут, хотя бывший колхоз, существует, и на некоторых полях скашивают сено. Остальные зарастают сорными травами, а потом - лесом. Отделение колхоза закрыли, как только ушел бригадир, работников по старости не стало - молодые в колхоз не идут. Но деревня не умирает, она обновляется. Более половины домов уже принадлежит москвичам, приезжающим сюда на лето. Есть жители и других городов, но мало. Постоянно живет в деревне одна городская семья, сдавая в аренду московскую квартиру. Первые дачники появились в этой глуши еще 20 лет назад. Соблазнили друзей приобрести дом по соседству, те - своих друзей. Так и сформировалось тесное сообщество из другой жизни, которое лишь отчасти пересекается с местным населением. Поначалу у чужаков каждую зиму "чистили" дома, унося все до мелочей. Потом, познакомились ближе и даже подружились с новыми соседями. Экономические интересы тесно связывали оба сообщества. Дачники нуждаются в помощи при ремонте дома, у местных жителей они покупают молоко, картошку и овощи. Сбор клюквы и ловля рыбы тоже стали хорошим промыслом для селян. Число дачников все расширяется. Однако прежний баланс интересов и отношений двух сообществ постепенно разрушается. Поначалу местные охотно подрабатывали у дачников, теперь старые работники умерли, и поставить забор некому. Как правило, остается один-два малопьющих трудоспособных работника, которые у дачников нарасхват. Для ремонта, не говоря уже о строительстве, все чаще приглашают со стороны. Прежний натуральный обмен - горожане - дефицитные продукты из Москвы, местные - картошечка и молочко - нарушен. Все только за деньги и по немалым ценам. Дом, уходя в лес, не оставишь открытым. По мере расширения числа дачников, уменьшения и качественного изменения местного сообщества, былая помощь дачникам через стадию взаимодополнения переходит к стадии разделения двух сообществ с последующим отторжением горожан местными жителями и паразитировании на них. Эти конечные стадии наиболее выражены в Подмосковье, где давно уже при обилии местных безработных невозможно найти за умеренные цены любого работника, и где работают, в основном, приезжие из стран СНГ. Примиряет местное и дачное сообщества только переходная страта - городские родственники местных жителей, менталитет которых все в большей степени дрейфует в сторону горожан. А также заинтересованность горожан в том, чтобы в деревне хоть кто-то жил в зимний период, когда их дома пустуют.
Этот текст, написанный задолго до посещения автором Угор (Нефедова, 2003), до мелочей напоминает ситуацию в угорских малых деревнях, что говорит о типичности происходящих здесь процессов.
Сохранение культурного ландшафта
Культурные ландшафты, возникшие в процессе растяжения и последующего сжатия освоенной территории, весьма специфичны. Само название - Угоры - говорит о поселении на высоком берегу реки Унжи с прекрасным видом на окрестности. И хотя русскому крестьянину не всегда присуще эстетическое отношение к быту и возделанной им земле, умение найти наиболее живописные места для сел и, особенно, церквей, издревле отличало русских поселенцев. Лесные земли способствовали изначально мозаичному освоению этой территории. И сейчас на картах на рис. 6 и 7 видна мозаика полей, лесов, лугов и пастбищ. И чем дальше, тем неумолимее наступает дикая природа и тем более мозаичным становится сельский ландшафт.
Местное население редеет, стягиваясь к центру сельсовета Угорам и селам покрупнее: Хлябишино, Давыдово. "Жмутся" к центральной усадьбе обрабатываемые поля и пастбища. Вроде бы, сельский ландшафт теряет индустриальную составляющую: большие поля, фермы, силосные башни, тракторы и т.п. Это и хорошо и плохо.
Многие культурологи считают, что именно в местах, удаленных от административно-хозяйственных центров, сохраняется традиционный сельский ландшафт (Кулешова, 2004). Однако периферийность и депопуляция имеют обратную сторону. Разрушаются огромные темноликие столетние северные дома с резными наличниками на высоких подклетях (с пустующим хлевом и сеновалом). А без этих обитаемых домов ландшафт, с покрытыми бурьяном или уже мелколесьем лугами и полями, теряет половину своего очарования и одухотворенности.
Способны ли вкрапления горожан сохранить то, что не удается местному населению? Горожане отчасти спасают деревни, их обустройство, отдельные дома, но не сельское сообщество и не сельское хозяйство. Более того, по мере исчезновения в некоторых деревнях местного населения жизнь городских дачников тоже может стать проблематичной. Причины две: внешняя и внутренняя. Внешняя причина связана с тем, что местные власти не очень заинтересованы в сохранении дорогой постоянной инфраструктуры, автолавок и т.п. ради сезонного летнего населения. Тем более что часть вообще не приезжает, многие не регистрируются, не регулярно платят земельный налог - в общем, чувствуют себя чужаками, и власти по-прежнему рассматривают горожан, не как свое население, о котором надо заботиться. Это, в свою очередь, отпугивает и многих дачников. В такой ситуации дачники-энтузиасты поняли, что "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". И ярким тому примером послужили удачные попытки горожан привлечь постоянных жителей в умирающую деревню Поломы, описанные Н.Ю.Козловой в предыдущем сборнике (Козлова, 2006). Но пока это единичный случай.
Внутренние причины связаны с сомнениями в стабильности наблюдаемого в последние годы процесса дачного заселения депопулирующей дальней глубинки. Ведь туда стремится определенная прослойка интеллигенции среднего и малого достатка, чаще всего среднего и пожилого возраста. Столичная молодежь явно имеет другие ориентиры, предпочитая оставлять деньги на курортах, а с детьми - отдыхать и просто жить на благоустроенных подмосковных дачах. Так что смены поколений автоматически не произойдет, а возраст современных дачников скоро может стать препятствием для передвижения на столь большие расстояния. Недаром, гораздо большим спросом пользуются обезлюдевшие деревни в ближайших к Московской областях. Впрочем, спрос москвичей на дачи не удовлетворен. А, следовательно, в ближайшие годы будет разрастаться и зона проникновения горожан в деревню.
Проникновение горожан, а значит и дополнительных денег в сельскую местность имеет и негативную сторону. Слишком рьяная реконструкция некоторых домов может разрушить классический облик старых северных деревень. Это происходит не только из-за дачников. Например, в деревне Дмитриево, стоящей на возвышенности с прекрасным видом на реку Унжа и весьма популярной у дачников, был построен разбогатевшим жителем на месте старого темного бревенчатого дома новый современный, отделанный светлым пластиком. Казалось бы, подумаешь, один дом! Но из-за него вся деревня потеряла свою цельность и самобытность. Поэтому лучше бы не пускать процесс на самотек.
У руководителя проекта Н.Е.Покровского возникла идея сохранения ландшафта в целом, включая внешний облик домов, планировку деревень, открытых пространств, вплоть до старых деревьев и т.п. Эта идея уходит корнями в давнюю европейскую традицию сохранения антропогенных ландшафтов.
Например, в Англии причина популярности второго дачного жилья не совсем та же, что у нас. Но и она выросла из стремления убежать в старинную уютную деревушку, а еще из увлечения конным спортом (и то, и другое требует достатка). Многие владельцы подобных "дач" держат там своих лошадей, чтобы круглый год один-два раза в неделю на них кататься. Помимо специализированных фирм с конюшнями и прочим сервисом для частных лошадей, уходом за ними, пастьбой и выращиванием кормов занялись окрестные фермеры. Дело это весьма доходное. Недаром английский сельский пейзаж поражает обилием пасущихся животных и в частности лошадей.
Различаются английские деревеньки размером, "глубинностью" и еще "режимом". Их делят на две группы: открытые и закрытые. Решение об отнесении деревни к той или иной группе принимается на уровне графств и сельских администраций, где выдаются и "планировочные разрешения" на строительство или ремонт дома.
Открытые деревни - те, где в принципе можно строить и реконструировать дома, но под крайне жестким контролем. Новорусские псевдозамковые "навороты" там просто немыслимы. Все новые здания должны быть того же стиля, что и старые, ни в коем случае не выше их. Покрыть дом черепицей разрешат лишь в той деревне, где эта практика традиционна. Чаще обяжут воспроизвести слюдяную или соломенную кровлю, а это куда дороже. В закрытых деревнях вообще запрещено строить что-либо новое и менять внешний облик старого здания, даже если под дачу куплен заброшенный амбар. Зато внутренняя модернизация дома не запрещена. И появляется у старинных внешне домов современная начинка: ванны, туалеты (с них начинается любое строительство в Европе), удобные спальни, гостиные с камином.
В России подобные традиции пока не получили развития. Правда, с начала 1990-х годов благодаря распространению идей Конвенции об охране Всемирного природного и культурного наследия, культурный ландшафт стал постепенно рассматриваться как категория наследия. Наиболее активно эти идеи развиваются в Российском НИИ культурного и природного наследия им.Лихачева, где выработаны следующие принципы охраны культурного ландшафта (Культурный ландшафт, 2004, с.7):
- наследие включает не только недвижимые и движимые памятники истории, культуры и природы, но и живую традиционную культуру, ремесла и промыслы, исторические технологии, традиционные формы природопользования, этнокультурную среду и природное окружение;
- наследие представляет собой системное образование, в котором отдельные объекты не могут быть сохранены вне связи друг с другом и вне окружающей среды;
- основным объектом охраны становится территория со всем многообразием присущих ей элементов наследия, сохранившимися формами культурной и хозяйственной деятельности.
Сжатие освоенного пространства в Угорском сельсовете и утрата антропогенных ландшафтов с уникальными северными домами, с одной стороны, поляризация населения вкупе с активным проникновением беспощадных рыночных механизмов природопользования (в частности, угрозой строительства на Унже целлюлозно-бумажного комбината), с другой стороны, делают для районных и местных властей задачи охраны данной территории, как природного и культурного наследия особенно актуальными.
Литература
Белоруков А.Ф. Угорский сельский совет//Деревни, села и города Костромского края
Города и районы Костромской области, Кострома, Федеральная служба гос.статистики, Костромастат, 2005
Как это было//Авангард. 16 января 1996
Козлова Н.Ю. Министр под пальмой//Российский северный вектор. М. Сообщество профессиональных социологов, 2006.
Комплексный план развития сельского хозяйства Мантуровского района на 1976-1980 гг., Кострома, 1976
Крылов Н.Л., Торопов С.Н. Справка по Угорской сельской администрации. Мантуровский краеведческий музей.
Кулешова М.Е. Функционально-планировочная организация крестьянских культурных ландшафтов Кенозерья// Культурный ландшафт как объект наследия.М-С.Петербург. Российский НИИ культурного и природного наследия им. Д.С.Лихачева, 2004.
Культурный ландшафт как объект наследия.М-С.Петербург. Российский НИИ культурного и природного наследия им. Д.С.Лихачева, 2004
Люри Д.И., Нефедова Т.Г., Конюшков Б.Д. Сельскохозяйственные земли России: мифы и реальность //Экологическое планирование и управление, 2007, № 2 (3).
Материалы Администрации Угорского сельского поселения на 2006 г.
Материалы Краеведческого музея г.Мантурово за 1844, 1897, 1907, 1924, 1926, 1928 гг.
Народное хозяйство Костромской области, Кострома, Костромское областное управление статистики, 1994.
Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. - М.: Новое издательство, 2003а.
Нефедова Т., Пэллот Дж. Неизвестное сельское хозяйство, или зачем нужна корова? М.: Новое издательство, 2006.
Т.Г.Нефедова. Село Медведево в интерьере своего района, области и России/Российский северный вектор/ под ред. Н.Е.Покровского. М, Сообщество профессиональных социологов, 2006.
Т.Г.Нефедова. Частный сельскохозяйственный сектор в странах пост-социализма: Центральная и Восточная Европа - Россия - Китай//Экологическое планирование и управление, 2007, № 1 (2).
Панфилов В.М. Вохомская земля. Кострома, 2004, серия Родиноведение.
Покровский Н.Е. Город и село в современной России: перспектива структурного воссоединения// Современный российский Север.М. Сообщество профессиональных социологов, 2005.
Сельское население Костромской области по городам и сельским населенным пунктам на 1 января 2006 г., Кострома, Федеральная служба гос.статистики, Костромастат, 2006.
Сельское хозяйство, охота, лесоводство. М.Федеральная служба гос.статистики, 2004
Списки населенных мест Костромской губернии,1908. Мантуровский краеведческий музей
Там Русью пахнет. Авангард. 12 ноября 1998
Торопов С.Н. Мантурово. Страницы истории. Мантурово, 1998
Торопов С.Н. Халбужский приход. Мантуровский краеведческий музей.
Торопов С.Н.Земля Угорская. Мантуровский краеведческий музей
Шакутин Ю. Письма из Угор// Возвращение к земле. Верхне-Волжское книжное издательство, Ярославль, 1985.
1 Выражаю благодарность сотрудникам сельской угорской администрации Крылову Николаю Леонидовичу и Серовой Оксане Александровне, директору сельской библиотеки Груздевой Галине Александровне, а также директору краеведческого музея в г.Мантурово Торопову Сергею Николаевичу за помощь и предоставленные материалы об Угорском сельсовете.